Мирриам тяжело уселась на мешок с картошкой и сердито огляделась вокруг, рассчитывая на то, что ее видят.
— Какая же ты эгоистка. Плохая, себялюбивая девочка, раз заставляешь нас всех искать тебя.
Девочка-флейта кивнула. «Да, я эгоистка, — подумала она. — Я эгоистичная девочка, а ты — женщина, хоть мы и одного возраста, к тому же я хитрее тебя. Пусть ты и умная, но не догадываешься, что самые лучшие укромные местечки находятся там, где никто не ищет. Ты заглядываешь и под, и за, и между, но никогда не смотришь наверх. Я ведь сейчас над тобой и наблюдаю оттуда, так же как Стивен наблюдал за всеми нами».
Мирриам нахмурилась и поднялась на ноги.
— Ну и ладно. Берсон обязательно тебя найдет. — Она отряхнула пыль с подола юбок. — Слышишь меня? Берсон обязательно найдет тебя. — Она покинула кладовую.
Лидия дождалась, когда Мирриам уйдет. Ее задело то, что Мирриам права. Берсон бы ее нашел. Он находил ее всякий раз, когда она слишком долго выжидала. Время тишины складывалось из многих драгоценных минут. И длилось оно, пока Белари не начинала терять терпение и не звала своих шакалов. И тогда считай — очередное убежище утрачено.
Лидия в последний раз покрутила тоненькими пальчиками крошечный флакончик из дутого стекла, который дал ей Стивен. Прощальный подарок — она понимает это теперь, когда он умер и больше не будет утешать ее после особых жестокостей Белари. Она подавила слезы. Нет времени плакать. Берсон, наверное, уже ищет ее.
Она вставила пузырек в надежную щель, плотно закрепила его между каменной кладкой и грубо обтесанной деревянной полкой, на которой она пряталась, затем медленно отодвинула вакуумную банку с красной чечевицей в сторону, пока не образовался проход. Выскользнула сквозь него из-за банок с бобовыми, выстроившихся стеной на верхних полках в кладовой.
Недели ушли у нее на то, чтобы сдвинуть задние банки и расчистить для себя место, но зато из банок получилось прекрасное укрытие. Здесь никто никогда не искал. Это была ее крепость из банок, наполненных плоскими безобидными бобами, и если проявить настойчивость и терпеть напряжение, можно часами сидеть за этой батареей, сжавшись. Она полезла вниз.
«Осторожно, осторожно, — думала она. — Мы не хотим сломать ни одной косточки. Нам нужно беречь наши косточки». Она свесилась с верхней полки и аккуратно вернула на место пузатую банку красной чечевицы, затем по полкам соскользнула вниз, на пол кладовой.
Стоя босыми ногами на холодных плитах, устилавших пол, Лидия внимательно осмотрела свое убежище. Да, оно по-прежнему выглядело замечательно. Последний подарок Стивена там, наверху, был в безопасности. Невозможно представить себе, что кто-нибудь — пусть даже изящная девочка-флейта — способен поместиться в том маленьком пространстве. Никто даже не заподозрит, что она сюда отлично укладывается. Девочка была тоненькой, как мышь, и иногда помещалась в самых удивительных местах. За это, наверное, стоит поблагодарить Белари. Она повернулась и поспешила прочь из кладовой, решив про себя, что если слуги и поймают ее, то пусть это случится как можно дальше от ее последнего спасительного укрытия.
Добравшись до обеденного зала, Лидия почти поверила, что сможет незаметно попасть в репетиционную комнату. Тогда ее, наверное, не накажут. Белари добра к тем, кого любит, но непреклонна, если ее разочаровывают. И хотя из-за чрезмерной хрупкости Лидию никогда не били, но для нее существовали другие виды наказания. Лидия подумала о Стивене. Какая-то часть ее души даже порадовалась за него, ведь он теперь недосягаем для мучительных пыток Белари.
Лидия тихонько прокралась вдоль стены обеденного зала и укрылась за листьями папоротника и цветущими орхидеями. Сквозь пышную растительность она едва видела длинную черную поверхность обеденного стола — слуги ежедневно натирали его до зеркального блеска и постоянно накрывали сверкающим серебром. Она внимательно осмотрелась, не видит ли ее кто. Комната была пуста.
Насыщенный теплый аромат растений напомнил ей о лете, хотя в горах за стенами замка свирепствовала зима. Когда они с Нией были помладше, еще до операций, то бегали в горах между сосен. Она плавно двинулась между орхидей: эта из Сингапура, другую привезли из Кении, а еще одна — полосатая, как тигр, — изобретение Белари. Лидия дотронулась до изысканного цветка, восхищаясь его огненным цветом.
«Мы с сестрой — прекрасные пленницы, — подумала она. — Такие же, как и ты».
Листья папоротника задрожали. Из-за зелени выскочил какой-то человек и набросился на нее, как волк. Его руки вывернули ей плечи. Пальцы впились в бледную плоть, и Лидия открыла рот, когда пронзившая боль парализовала ее. Она упала на каменный пол аспидного цвета, сложившись бабочкой, а Берсон придавил ее сверху.
Она хныкнула, ударившись о камень, сердце ее бешено забилось от неожиданного броска Берсона из засады. Она стонала, дрожа под тяжестью его тела, лицо ее было прижато к гладким серым плитам замка. На каменном полу рядом с ней лежала бело-розовая орхидея — невольная жертва нападения Берсона.
Не сразу, сперва убедившись в том, что она не сопротивляется, Берсон позволил ей шевельнуться. Он перестал наваливаться всем своим огромным весом, отодвигаясь от нее, словно танк, который откатывается назад от раздавленной им лачуги. Лидия заставила себя сесть. Наконец она встала, покачиваясь, — бледная, худенькая девочка, совсем маленькая рядом с нависшим над ней чудовищем — начальником охраны госпожи Белари.
Громадное тело Берсона являло собой горы литых мускулов, иссеченные бороздами страшных шрамов, — воплощение силы и жестокой готовности к сражению. Мирриам болтала, что прежде он был гладиатором, но она вечно все выдумывала, а Лидия подозревала, что шрамы скорее достались ему от его дрессировщиков, так же, как она сама получала все наказания от Белари.